Автор: Ваннах Михаил
Опубликовано в журнале «Компьютерра» №47-48 от 25 декабря 2006 года
Летом 1967 года на Ближнем Востоке случилась метаморфоза. Маленькое государство в шесть дней превратилось, как смеялся британский писатель венгерского происхождения Джордж Микеш, в Великую Военную Империю.
Почти социалистическая страна стала в глазах марксистов Главным Оплотом Империализма. Пошли гулять мифы о непобедимой ЦАХАЛ, Армии обороны Израиля. А уж спецслужбы еврейского государства — ну это неисчерпаемый источник пищи для авторов шпионских текстов и движущихся картинок. (Не знаю, есть ли компьютерные игры данной тематики… Если нет — сильно рекомендую заполнить пробел. С новейшими сабвуферами будут славно сочетаться розданные персонажам двухкилограммовые пистолеты полудюймового калибра Desert Storm производства IMI, Израильской военной индустрии, звук которых доставит немало радости домочадцам и соседям!)
Но вот к исходу 2006 года многое переменилось. В ходе военной кампании в Ливане Израиль не смог достичь своих целей. Не удалось ему заставить повиноваться и палестинцев — недавний договор о перемирии заключен между равными сторонами, которыми выступили государство Израиль и палестинская автономия. Почему?
Первый ответ — потери, понесенные израильскими войсками из-за того, что у ливанских вооруженных группировок оказались современные противотанковые средства. Европейские блогы и блоги говорили о шестидесяти пяти танках «Меркава», с разбросом, впрочем, в порядок. Официальные представители израильской армии были весьма скрытны в комментариях, но и на израильских русскоязычных блогах можно было столкнуться со сделанными резервистами описаниями действия тульских ракет «Метис» и «Корнет» различных модификаций, с паническим рефреном: «У террористов лучшее противотанковое оружие, чем у нас!!!»
Удивительно… Сколь наивным надо быть, дабы считать, что в Леванте будут соблюдаться условия Сертификатов конечного пользователя. Такой бумажки, какую подписывает покупатель пушки, заверяя, что она будет применяться только в его армии и преимущественно для стрельбы по воробьям.
Но причина неудачи Израиля вряд ли в потерях танков. Горело-то преимущественно железо. Конструкторы «Меркав» жертвовали рядом боевых характеристик, чтобы обеспечить выживаемость экипажа в случае поражения машины.
Операция в Ливане была остановлена из-за позиции мирового общественного мнения. Ливанцев поддержала, а Израиль осудила практически вся Европа, кажется, за исключением Дании. Поддержка еврейского государства англосаксами по обе стороны Атлантики компенсировать этот эффект не могла.
То есть, отбросив вопрос «кто виноват в конфликте?» — осужденная еще мастером цеха и кавалером орденов Коломийцевым «израильская военщина» или ее сирийские да иранские оппоненты, и являются ли ХАМАС и Хезболла террористическими организациями или нет, что в разных государствах решается по разному, констатируем:
Израиль, самое экономически развитое и передовое в ИТ-сфере государство Ближнего Востока, проиграл психологическую, то есть, по сути, информационную часть Ливанской кампании.
Давайте же, — Sine ira et studio, ибо Отечеству нашему в кои-то веки выпала роль не участника, а зрителя в партере, — разберемся, почему так произошло. Как технологически все было сделано. (Читатели «КТ» практически единственная аудитория в стране, кому это будет легко, поскольку потребуется знакомство с теорией социальных сетей, концепцией тактических медиа и иными примерами социализации хайтека.)
Блеф фениев и корабль ее Величества «Ржанка»
When Drake went down to the Horn
And England was crowned thereby,
‘Twixt seas unsailed and shores unhailed
Our Lodge — our Lodge was born
(And England was crowned thereby!)
Rudyard Kipling,
The Song of the Dead
Лишь к мысу Горн наш Дрейк проник, —
И этим Англия горда, —
В седых морях, в глухих морях
Приют для нас возник.
(И этим Англия горда!)
Редьярд Киплинг, Песня мертвых,
пер. М. Фромана
Вклад, который Королевский флот внес в естествознание, наверное, в какой-то степени связан с зоологическими названиями ряда кораблей. Вот и HMS «Doterel» носил имя полевого кулика. Это был парусно-винтовой шестипушечный шлюп с машиной в 950 лошадиных сил, водоизмещением в 1130 тонн и ходом в 11 узлов, названный в честь трехсоттонного парусника времен наполеоновских войн и относящийся к классу «Osprey». Спущенный на воду в марте 1880-го, он взорвался и затонул у чилийского порта Пунта-Аренас 26 апреля 1881 года.
Хоть и погиб HMS «Doterel» не у воспетого Киплингом мыса Горн, но все равно — через Магелланов пролив он шел, решая все ту же задачу обеспечения владычества Англии на морях.
Сразу же появились и сообщения о причинах взрыва HMS «Doterel». Виновными в гибели «Ржанки» называли себя фении. Они охотно рассказывали, как подложили на борт «адскую машину».
Фении (Fenian Brotherhood) — это члены ирландской национально-освободительной организации, боровшиеся за освобождение «Другого острова Джона Буля» от английского владычества. Слово Fianna или feinneda обозначало воинов, служивших древнему королю Эйре. И именно это имя основатель фениев Джон О’Махони в 1861 году выбрал для своей организации.
Обратим внимание — создание группировки, почитавшейся в XIX веке наиболее успешной террористической организацией, началось с чисто информационного действия — формирования брэнда. Вполне в духе постиндустриального общества!
Кто шампунь от перхоти номер один? Известно!
Кто Самый Страшный и Ужасный Террорист? Ясно, фении.
Обгоняющие карбонариев, воюющих в лоскутной Италии, и народовольцев, сражающихся с царями далекой России.
Фении ведь бросили вызов Британии, над которой никогда не заходит солнце и которая обладает густой сетью СМИ, опирающихся на разветвленные структуры гражданского общества. (Обратим внимание на эти особенности!)
А есть еще поразительное проявление могущества художественных образов — песни и баллады про feinneda были распространены в Ирландии везде, за исключением Ольстера, то есть территории, и поныне входящей в состав Соединенного Королевства.
После ряда громких терактов 1860-х годов деятельность фениев заметно поутихла. Ирландия движется к независимости и аграрным реформам мирным путем.
И тут вдруг — гибель «Ржанки». Шумный успех. Ирландским революционерам ведь хватало причин ненавидеть Королевский флот. Морская блокада Ирландии была одним из мощнейших инструментов в руках власти. А о чудовищном экономическом давлении, испытываемом народом Зеленого острова, с болью писал еще декан собора Св. Патрика Джонатан Свифт.
И вот один из шлюпов, кораблей, стандартно используемых для блокады, гибнет! Популярность фениев растет. 6 мая 1882 года в Дублин приезжает новый, либерально настроенный наместник, лорд Кавендиш. Гуляя в Феникс-Парке, он и его секретарь Борк подверглись внезапному нападению и были убиты.
Облавы, казни, в том числе невиновных, новые убийства, в том числе людей, не имевших никакого отношения к английской администрации… Все из-за «Ржанки»?
Отнюдь!
Комиссия Королевского флота быстро нашла причины гибели HMS «Doterel». Это был взрыв растворителя краски, запрещенного после этого к применению на кораблях Ее Величества.
Но фениям удалось возобновить террор. У них получилось создать впечатление, что «Ржанку» погубили они. И это впечатление, сегодня его называют символическим содержанием (см. интервью с Р. Рогозинским в «КТ» #664), оказалось весьма дееспособным.
То есть и в веке позапрошлом террористам была необходима публичность, гласность. Именно это отличало террор от бытовавших перед этим политических убийств, семейных разборок в правящей элите.
Гласность царей и гласность бомбистов
На канале шлепнули царя —
Действо, супротивное природе.
Раньше убивали втихаря,
А теперь при всем честном народе.
Владимир Корнилов,
«Екатерининский канал», 1972
Да, бывало и раньше. И неоднократно. Возьмут короля Англии, прижмут мордой к матрацу и вводят ему через просверленный рог раскаленную кочергу. Или Самодержцы Всероссийские. Кого — гвардеец золотой табакеркой ударит; кого — поэт шелковым шарфом придушит. Но все тихо, по-семейному. Как в лучших домах.
Но это — когда задача устранить кого-то. Просто убить. Инфаркт или инсульт современных спецслужб. Геморрагические колики старых добрых времен.
Террор же иное. Латинское terror — страх, ужас, — происходит от глагола terreo — пугать, стращать. То есть в терроре информационная составляющая является необходимым условием. Не просто убить. Вселить страх, породить ужас. А для этого убить надо при всем честном народе. В духе гласности — это слово из эпохи Александра Освободителя. На глазах у питерских зевак — как народники века позапрошлого. Или сблефовать, как фении, получить символическое содержание без физического действия. Или перед камерами глобальных сетей вещания — как бен Ладен или Басаев.
Но во всех случаях — цель террора не просто лишить жизни сколько-то человек. Цель террора сделать так, чтобы максимальное количество людей узнало, что «скубенты и нигилисты батюшку-царя убили». Что фении — вездесущи, «не исключая солдат британской армии и тюремных сторожей». Что Аль-Каида могуча и ужасна. Что их надо бояться. В одном случае — имперскому сановнику и чиновнику. В другом — гражданам России; любому члену «золотого миллиарда», общества изобилия.
В зависимости от того, кого должен террор запугивать, меняются его информационные составляющие.
Террор народовольцев мог и не быть, говоря современным жаргоном, проектом, связанным с использованием средств массовой информации.
Запугать предполагалось царское семейство, министров, губернаторов и жандармов. Ну и подвигнуть к бунту народ.
И даже если бы ни одна российская газета не «осветила» действия цареубийц, объекты запугивания были бы хорошо информированы. Из внутренних средств передачи информации, без которых не может функционировать ни один аппарат управления.
А народ — так народ был неграмотен и газет не читал.
Но. Конечно, без паблисити не могли обойтись и народовольцы. Оно было ориентировано на образованную часть российского общества, на зарубежное общественное мнение. Сословное деление Российской империи, неравноправие религий, черта оседлости — все эти объективно существующие мерзости порождали симпатии к революционерам. Террористы этим и пользовались и отнюдь не с вредом для своего кармана, что достигло апофеоза во времена эсеров.
Потом — «Настоящий Двадцатый Век». Время тоталитарных империй. В коридоре Смольного стреляют вождя питерского пролетариата. Дело семейное — товарищ по партии и оскорбленный рогоносец.
Но в террор этот случай превращает, символическое содержание ему придает реакция государства, большевистской пропагандистской машины, делающая его поводом к развязанному им самим Большому Террору, в котором гибнут люди, никак не связанные с альковными играми Кирова-Николаева.
Теперь время иное. Демократическое. Даже подростковая версия энциклопедии Britannica отмечает, что с середины 60-х годов прошлого века жертвами террора становятся не монархи и политики, а обычные граждане. Это объясняется широким распространением демократических структур управления.
Наглядный пример — Испания. Взрывы на железной дороге привели к падению правительства, смене внешнеполитического курса.
Классический успех политики террора.
Он возможен лишь при широчайшем задействовании СМИ, ориентированных на массовую аудиторию. Медиа-план не менее важен для террористов, чем схема минирования! В Испании они справились с ним превосходно. Правительство пыталось возложить вину на басков, было поймано на вранье (обратим внимание — с широким использованием сетевых социальных структур и современных, цифровых и мобильных, средств коммуникации — все это постоянная тематика «КТ»!) и переизбрано.
А в Ливанской кампании правительство Испании резко осуждало Израиль…
Контрпример
Москва времен застоя. Взрывы в метро. О преступлении борцов за независимость одной южной республики страна практически не узнала. Никаких политических целей им достичь не удалось. Убили несколько ни в чем не повинных человек, зачернили свою совесть душегубством и сами были расстреляны совершенно напрасно.
Благостность молчания? Информационная закрытость как важнейшее оружие в борьбе с терроризмом?
Опять контрпример. Королевство Испания существует, а где ныне сверхдержава Советский Союз? В стенаниях политиков, плачущих по оному, как меланхолическая сова в кустах?
Советский Союз погубили не националистические террористы. Держава рухнула из-за отсутствия обратных связей.
Ригидность системы управления вызвала отсталость в производстве, абсурдность в распределении. Нет, военная и политическая разведки до самых последних дней работали эффективно. Там обратные связи были вполне действенны. И вооруженные силы могли уничтожить ЛЮБОГО противника, и саму органическую жизнь на планете. Но, — даже самые здоровенные кулаки в самых шипастых перчатках не помогут тому, чьи почки отвалились, печень сгнила, а мозг поражен склерозом. Как у геронтократов времен застоя.
Следовательно, нужны обратные связи. Чувствительная нервная система. Но за это приходится платить. На воздействии на нервные узлы основаны болевые приемы в единоборствах. Если раненному бойцу не ввести противошоковое, он умирает. Не от летального повреждения органов, не от кровопотери. Просто от боли. Цепочка обратных связей — опасность, реакция, боль, рефлекс страха.
Так же действуют террористы. Вырабатывают условный рефлекс страха. Процедура по своей сути информационная. Вполне поддающаяся исследованию методами theoretical computer science. В очень большой степени проходящая по ведомству информационных войн, где принято объединять и воздействие на информационные системы противника, и собственно спецпропаганду. (Последнее слово — из советского военного жаргона.)
Победе альтернативы нет
— Разве мы не можем встретить врагов в честном бою?
— Нас четверо мужчин, пять женщин и медведь.
— Некогда Логрис состоял из меня, одного рыцаря и двух отроков. Но мы победили.
— Сейчас не то. У них есть орудие, именуемое прессой. Мы умрем, и никто даже не узнает о нас.
Клайв С. Льюис, «Мерзейшая мощь»,
1945, пер. Н. Трауберг
В каком отношении находятся террористы с обществом?
Они ведут с ним войну.
Да, террор не просто преступность. Это — война.
Почему?
По классическому определению Карла фон Клаузевица война есть продолжение политики другими, насильственными, средствами.
Насильственными.
Убийство детей, изнасилование старшеклассниц, превращение небоскребов в сжигающие живую плоть печи Молоха — куда уж насильственнее.
А террор, о котором мы ведем речь, по определению ставит политические цели.
Так что, террористы — это просто военные? Ну, из специфического рода войск? С которыми в случае их поимки следует обращаться как с военнопленными?
Да нет, если террористы и военные, то военные преступники, повсеместно нарушающие общепризнанные законы и обычаи войны.
Даже нападая на колонну войск в Багдаде или Шатое, террористы, как правило, незаконно маскируются под мирное население, не носят форму и ясно видимые знаки различия, не имеют при себе выданных признанным правительством документов.
А это само по себе преступление.
Но — чаще всего — их целями становятся те, кто не является законными целями военных действий.
Мирные граждане. В больнице, зрительном зале, школе. А это уже преступление против человечества.
Не имеющее срока давности и оправданий.
Не все это понимают. Летом 2004 года я прочитал в издании WARC, женевского Всемирного Альянса Реформированных Церквей, что «террор есть война бедных».
Милые коллеги, террор — военное преступление бедных. (Бедных? Х-м-м…) То, за что в Нюрнберге, Токио и Хабаровске вешали. (Правда, в гомеопатических количествах…)
Но чтобы кого-то осудить, его сначала надо победить.
Итак, определив, что терроризм есть одна из форм вооруженной борьбы, взглянем вкратце на тактику борьбы с ним.
Животное инстинктивно пускает в ход клыки и когти. Оно жестко запрограммировано на это. Так же, как комплекс ПВО в автоматическом режиме выпускает ракету по вошедшему в зону поражения одиночному аэроплану, не давшему правильного опознания.
А вот при совместной работе нескольких комплексов и при отражении ряда целей уже вылезают вопросы тактики. Кого и кому бить и в каком порядке?
Перед человечеством эти проблемы возникли уже в древности.
История Давида, сразившего Голиафа, показала, что выбор тактики важнее физической силы и качества доспехов. Мозги важнее мускулов.
Первые примеры классической тактики дала античность. «Косой удар» Эпаминода, «канны» Ганнибала. Апогей — книга генерала российской и прусской служб Карла фон Клаузевица «О войне». Ее стоит прочесть не только кадровым офицерам. То, что было актуально для сходившихся на местности пеших и конных армий, сохраняет свою актуальность и для ведущихся в информационных пространствах и дебрях техносферы боев с террористами.
Названия главок книги фон Клаузевица как нельзя лучше отражают проблемы терроризма.
«Затруднения, встреченные теорией при рассмотрении величин духовного порядка». Адекватной теории нет и к началу XXI века.
«Моральные величины не могут быть исключены из теории войны». Из теории войны с террором тем более!
«Первая особенность — моральные силы и воздействия». А для терроризма — это первейшая особенность! «Впечатления, производимые опасностью (мужество)», «Объем влияния опасности»…
И далее — «Вторая особенность — живое противодействие». Да, те, кто имеет дело с террористами, должны учитывать, что борются с мыслящими субъектами, пытающимися предугадать ходы противника и обмануть его.
Для описания такого поведения с 40-х годов прошлого века существует специальная дисциплина — теория игр. Создан понятийный и математический аппарат, многочисленные алгоритмы, пакеты программ.
Типичный раздел информационных технологий.
А еще «Третья особенность — недостоверность данных». Ну, это относится не только к ИТ, но и ко всем позитивным наукам вообще.
И бумерангом возвращается в информационную отрасль, как только дело доходит до моделирования сколь-либо сложной системы.
То есть даже с позиций классической военной школы проблема борьбы с терроризмом — это в большей степени задача не физическая, а информационная.
Наглядный пример. После Беслана — призывы обеспечить школы вооруженной охраной. Родители собирают деньги на охранника. Вооруженного гражданским пистолетом.
А по элементарным канонам остановить группу убийц, подобную Бесланской, гарантированно могут два отделения со всем табельным оружием. АК-74 там, ПК… Значит, сутки дежурим. Трое отдыхаем. Отпуска. Рота на школу. Сколько там школ в России?
А захватят вокзал. Или почту.
Шмонаем кавказцев? А бомбу заложит за порцию героина местный наркоман.
Ограничения
An’, after, I met ‘im all over the world, a-doin’ all kinds of things,
Like landin’ ‘isself with a Gatlin’ gun to talk to the them ‘eathen kings.
Rudyard Kipling, «Soldier an’ Sailor Too»
Потом я в работе его повидал
По разным глухим углам,
Как он митральезой настраивал слух
Языческим королям.
Редьярд Киплинг, «Солдат и матрос заодно»,
пер. А. Щербакова
Постулируем, что современные государства, достаточно близко находящиеся к Глобальному центру перераспределения, имеют наиболее плотную информационную сеть. Без этого они не справятся со своей работой в системе планетарного разделения труда.
В позапрошлом веке индустриальным империям было просто: берешь суданских повстанцев Махди, собираешь их на равнине поплотнее и причесываешь даже не гатлингом с вращающимися стволами, — шестиствольные картечницы Барановского эффективнее всего применялись в Туркестанских походах Кауфмана-Скобелева, — а из первых пулеметов Максима, еще неуклюжих, на пушечных лафетах. И в цивилизованных странах на убитых туземцев всем было глубоко плевать. Даже на некомбатантов — правила войны Гуго Гроция были выработаны для государств Европы.
Причина этого отношения имела глубокие экономические корни — промышленное производство Европы, имперских метрополий, было настолько эффективно, что противостоять ему не могло ничто в мире. Нужны лишь были новые, территориально новые, рынки. Пусть и приобретаемые насилием.
Ну и конечно, позиция науки века XIX. Об отсталых расах писали не только протофашисты Гобино и Чемберлен, но и добрейший Жюль Верн.
А теперь все иное. Производство в Первом мире — в глубоком прошлом. Вещи делаются в ЮВА. А Старая и Новая Европа, за исключением небольшой части населения, занимающейся исследованиями и разработками, живет глобальной торговлей, глобальной организацией хозяйства, иллюзорным миром медиа.
Но вот иллюзорный мир медиа приносит вполне ощутимые деньги — недаром так рьяно торговые представители защищают интеллектуальную собственность Голливуда и граммофонных империй. И эти деньги жизненно важны для современной Британии — смотрите, кто получает рыцарские звания: шуты и атлеты, вместо воинов и навигаторов былого.
И вот тут-то начинается интересное.
«Максим» говорит сам за себя. Если у тебя его нет, ты никак не можешь говорить о равенстве цивилизаций и прочей политкорректности. Никому не могло в позапрошлом столетии прийти в голову говорить о равноценности творчества Шекспира с Теннисоном и детей Берега Слоновой Кости.
Говорят о себе дешевые фабричные ткани, швейные машинки Зингера, телеграфы Морзе…
А вот с интеллектуальной собственностью — сложнее. Чтобы продать песню или кино, нужно уговорить покупателя, что это — здорово.
А для этого нужно покупателя знать. А для этого — создавать в себе его модель.
Думать, как он. Чувствовать, как он.
Смотрите, как продвигают цифровой контент: «Помимо безусловного качества сервиса, легальный рынок предлагает очень существенный момент: самоуважение и достоинство пользователя»! Самоуважение и достоинство — даже у европейцев в XIX веке эти чувства были присущи лишь верхним слоям. Поступок пленного британского унтер-офицера, отказавшегося поклониться в ноги мандарину («У нас в полку это не принято») и казненного, стал темой баллады. А здесь — эти качества предполагаются у массового пользователя.
А дальше — рождается сочувствие. Богословие ХХ века большое внимание уделило сочувствию Творца своим слабым созданиям. (Карл Барт, «Послание к Римлянам», «Церковная догматика»; Пауль Тиллих, «Мужество быть», «Систематическое богословие».) Барта и Тиллиха внимательно читали артисты 60-х, те, кто получил подлинно массовую аудиторию, из рабочих подростков став миллионерами. Сегодня важен потребитель, даже если это маленький человек. Его желания, его беды. Не почему-то, но из экономического императива. Маленький человек даже Третьего мира ценен. Как потребитель.
И вот технологически передовое государство Израиль, ближневосточный форпост иудеохристианской технологической цивилизации, с неплохими вооруженными силами оказалось в тупике.
Отвечая своей большей мощью на падающие на города полукустарные НУРы, ЦАХАЛ неизбежно убивает и калечит больше жертв на территориях оппонентов. А сочувствие ко всем одинаково. Не так, как во времена восстания сипаев, когда европейцы сочувствовали британцам, сидевшим в Черной Яме, и радовались уничтожению индусов из пушек.
И каждая жертва — известна. Сетевые социальные и информационные структуры. Падающая до ноля стоимость и взлетающая до световой скорость транзакции.
Поэтому в информационном пространстве и сформировался образ маленького Израиля как кровожадного империалиста. А образ такой в наше время, когда надо не захватывать силой потребителя вместе с колониями, но убалтывать его, улещая, — крайне невыгоден. Что мы и видим.
Наивность террористских бомб?
Итак — лобовые решения (упреждающим ударом добить террористскую гадину и всех ее сторонников в логове) не сработают. Моральные ограничения, накладываемые постиндустриальной цивилизацией (именно ей, ее способами извлечения денег, а не смутным «моральным прогрессом») на своих представителей.
Надо играть сложную игру. Необходимо определять цели террористов (в этом «бизнесе» — немалые деньги!), формировать целевые функции. Строить матрицы игры. Синтезировать и оптимизировать алгоритмы, при которых цена игры для террористов, их спонсоров, пособников и укрывателей станет невыносимо высокой. Реализовывать это на практике.
Должны ли эти алгоритмы, порожденные ими стратегия и тактика обсуждаться публично?
Да! — говорят либералы. Ну, вспомните, как обещали народу процветание в результате рыночных реформ, наплевав на законы дисциплины «структурная макроэкрономика». Вряд ли по незнанию. Бедней-то никто не стал. (Из реформаторов!) Только вот идею свободы скомпрометировали…
Нет! — режут государственники. Это дело профессионалов! Но хорошо помнится, как гаишник за мешок сахара пропустил грузовик взрывчатки к Москве. И безопасней за последние годы в России не стало…
Ответ на этот вопрос — делать так, как будет предусмотрено алгоритмом. Он же теоретико-игровой. То бишь учитывающий влияние противной стороны, влияние реакции общества. Могут быть алгоритмы, предусматривающие точное информирование противника. Ну, если после захвата лайнера с российскими туристами в гостеприимной средиземноморской стране арестовывают родню террористов и прозрачненько так намекают на ликвидацию всех старейшин в кланах. Или MAD, гарантированное уничтожение времен атомного противостояния. Боялись РЯН — внезапного ракетно-ядерного нападения.
А уничтожила СССР скрытая доктрина экономического истощения. «Пока толстый сохнет, тощий сдохнет». Реализованная в демократических Соединенных Штатах, с их весьма высокой степенью гласности в оборонных вопросах. Сверхзакрытый СССР ничего противопоставить не мог!
Так что это — вопрос разработчиков доктрин, стратегий и тактик борьбы с террором. Их компетентности.
Три дюжины лет назад Евгений Евтушенко в поэме «Казанский университет» противопоставлял наивную террористскую бомбу циничным водородным бомбам.
Да нет, террор требует куда более высокой степени цинизма (вспомним — это философское учение), чем миновавшее ядерное противостояние. А борьба с ним — дело отнюдь не для наивных, но для хорошо знающих человеческую природу.
К тому же соблюдающих законы — как следует из ранее упомянутого интервью с Р. Рогозинским, массированное применение кибероружия странами Первого мира сдерживается отсутствием правовой базы. И может оказаться, что для победы над террором важнее не готовность пытать мятежников, но заветы доброго рабби Гиллель, изложившего суть Ветхозаветного закона словами: «Что тебе неприятно, того не делай твоему ближнему».
Компьютерра Он-Лайн
КОММЕНТАРИИ