В Кимрском театре драмы и комедии прошла премьера спектакля «Желтый кошелек с бисером по окоему», поставленного Олегом Лавровым по пьесе Виталия Москаленко. И по форме, и по содержанию это эпическое повествование о людской жадности, любви-ненависти и особенностях воспитания.
Впрочем, новый спектакль Олега Лаврова меньше всего похож на роман-воспитание, хотя идея о том, как родитель-супостат может искалечить жизнь своих детей и как дети относятся к родителям, давшим им жизнь, одна из основных в постановке. Именно вокруг нее по большому счету и разворачивается действие. Своеобразный акцент на мысли семейной сделан также и в оформлении спектакля — задник сцены представляет собой огромное воспроизведение кровавой картины «Иван Грозный и сын его Иван». На ее фоне и проходит жизнь героев, а сама величественная репродукция, вставленная в такую же величественную раму, становится гиперболизированной и жестокой метафорой всего того, что происходит на сцене. Ясно, что без крови не обойдется.
Мария Гребенщикова (Нина Порозина) лежит при смерти. Ее муж Василий (Владимир Бутаков) ухаживает за ней, за ним в свою очередь ухаживает Софья Павловна (Галина Егорова), которая, ко всему прочему, не дает ему окончательно спиться с горя. Гребенщиков ждет детей — Валентину (Римма Абрамова) и Павла (Евгений Сикачев) и внука Гришеньку (Иван Поляков), которые несколько лет не были в отчем доме. И вот они приезжают, после чего становится ясно, что тяжело умирающая мать и «бабанька» их интересует гораздо меньше, чем желтый кошелек с бисером по окоему, в котором Мария Гребенщикова хранит сбережения. Его поиски превращаются в безумный фарс, где нет места ни положенному в таких случаях состраданию и жалости, только жажда наживы движет героями. Тягостная атмосфера, царящая в доме, усугубляется световым решением спектакля. Артисты играют едва ли не в полной темноте, и то верно: просвета в этой мрачной истории быть не может по определению.
Постель с больной женщиной, подвешенная на платформе, летает и раскачивается над сценой, эта скорбная конструкция, выполняя свою прямую функцию, еще и некий фатум, застывший над головами почти обезумевших героев, некая проекция их собственного будущего. Не случайно, кажется, то, что непрекращающиеся стоны умирающей Марии вдруг прерываются… храпом. Подобная мизансцена потом будет повторена еще раз, только на месте старухи окажется Шурочка (Ирина Стародубцева), с которой крутит роман великовозрастный ребенок Гришенька. Наследство его, надо сказать, привлекает так же, как и амуры, в конечном итоге он получает самый лакомый кусок бабушкиного пирога — дом и пятнадцать соток земли.
То, что происходит после этого, никакому пересказу не поддается. Весь второй акт — история нравственного распада личности. Гришенька становится деспотом, выгоняет из дома деда, который уходит с Софьей Павловной. Деревянный щит, который до того использовался героями в качестве лестницы (по ней забирались к умирающей женщине), становится общей гробовой доской для одиноких стариков. Они живы, но тем не менее формально умерли для своих детей, отказавшихся от них. История, впрочем, не заканчивается. Дети Гришеньки и Шурочки с родителями не живут, квартируют у деда с бабкой. Гришенька превращается в монстра и в финале спектакля появляется на сцене в мантии из старого лоскутного одеяла. Так герой спектакля ставится в один ряд с героем мрачной картины, которой он оформлен, — это один из самых очевидных и легко читаемых вариантов функции мантии-одеяла. К тому же именно им когда-то укрывалась больная Мария Гребенщикова, в нем ее внук находит свою смерть от руки своей любимой-нелюбимой жены. Это одна из самых сильных сцен спектакля: яро красное полотнище, которое приводят в движение все действующие лица, покрывает всю площадку, а на нем мечется Гришенька…
Трагедия Москаленко по воле режиссера превратилась в старинную русскую потеху. Именно так обозначен жанр спектакля, хотя смех, даже если он возникает, имеет тоже вполне русскую природу — сквозь слезы. С другой стороны, как иначе определить жанр премьерной постановки, когда сама история, рассказанная в ней, также имеет, кажется, чисто национальные черты — с пляской на костях, пиром во время чумы или развеселыми песнями на поминках…
Газета «Тверская жизнь»
КОММЕНТАРИИ